История социологии – Зборовский Г. Е. – § 2. Предсоциологический этап. Взгляды П. Я. Чаадаева и К. Д. Кавелина
Теперь рассмотрим те отечественные идеи и теории, которые подготовили возникновение социологии и составили содержание ее, так называемого предсоциологического этапа. Во временном отношении – это XVIII и первая половина XIX в. Именно в XVIII в., который принято в литературе называть веком просветительской философии, закладывались основы социальной мысли России. Конечно, в этом сыграли свою значительную роль петровские преобразования в стране. Их противоречивое влияние на последующее развитие общественной мысли, очевидно. Главная проблема, которая была поставлена в “повестку дня” и которая, кстати сказать, по сию пору не “снята”, – по какому пути развиваться России: должен ли это быть национальный, самобытный, отечественный путь или необходимо использовать в первую очередь европейский социальный опыт.
В XVIII в. предлагались различные варианты развития России, прежде всего в плане ее социально-политического устройства, характера власти и роли государства в жизни общества. Существовали идеи укрепления этой роли, вплоть до признания необходимости авторитарного и деспотического социально-политического управления (Ф. Прокопович, В. Н. Татищев). Этим взглядам противостояли идеи либерального характера, сформулированные Д. С. Аничковым, СЕ. Десницким, Я. П. Козельским, А. Н. Радищевым. Они акцентировали внимание на отдельных сторонах развития России, связанных с деятельностью общины (Аничков), хозяйственными, экономическими и трудовыми процессами (Десницкий), уничтожением крепостничества и самодержавия (Радищев) и др.
В первой половине XIX в. формулируются новые концепции, сыгравшие немалую роль в появлении социологии. Они касаются обоснования идеи историзма (Н. И. Надеждин), революционного преобразования общества как необходимого условия его прогрессивного развития (П. И. Пестель), наконец, введения новой позитивной науки об обществе – социологии (В. Н. Майков).
Одной из ключевых фигур в социальной мысли России в первой половине XIX в. был Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856), внесший своим знаменитым философическим письмом 1829 г. заметный вклад в направление социологического поиска. Оно было первым среди восьми писем, написанных в 1829-1831 гг. и ходивших в рукописном варианте на французском языке по стране. В 1836 г. письмо было переведено на русский язык и опубликовано в журнале “Телескоп”, вызвав при этом гнев и ярость императора Николая I. Журнал был запрещен, все, имевшие отношение к его выпуску, строго наказаны, самого же автора письма объявили сумасшедшим и заключили под домашний арест. Какие же идеи вызвали столь непримиримую реакцию власть имущих?
В письме Чаадаев рассматривал роль и место русского народа в истории цивилизации, давая ему крайне негативную и низкую оценку. Он писал: “Дело в том, что мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось… То, что у других составляет издавна самую суть общества и жизни, для нас еще только теория и умозрение” [1989. С. 18].
Автор письма стремится доказать, что у России нет традиций, что все в этой стране основано на подражании и заимствовании, что она живет без правил и убеждений. В этом смысле она выпадает из единства исторического процесса и находится в стороне от общечеловеческого прогресса, существует вне мировых традиций, без прошлого и будущего. “Мы живем, – писал он в этой связи, – лишь в самом ограниченном настоящем, без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя… выделенные по странной воле судьбы из всеобщего движения человечества, не восприняли мы и традиционных идей человеческого рода. А между тем на них основана жизнь народов, из этих идей вытекает их будущее и происходит их нравственное развитие. Если мы хотим, подобно другим народам, иметь свое лицо, мы должны сначала как-то переначать у себя все воспитание человеческого рода. К нашим услугам – история народов, и перед нашими глазами – итоги движения веков” [Там же. С. 20]. Трагическая и безысходная картина жизни России дополняется фиксацией ее полного одиночества в мире, бесцельности бытия в нем: “Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили” [Там же. С. 25]. Трудно нарисовать более мрачную реальность, из которой в то время Чаадаев не видел выхода. Правда, в последующем он занял более оптимистическую позицию, утверждая, что у России есть возможность правильного социального выбора, связанного с решением проблем социального порядка и использованием плодотворных идей, накопленных человечеством.
Значение критических воззрений Чаадаева состоит в том, что они дали толчок для появления двух основных направлений социальной мысли в России – западничества и славянофильства, направлений, не только противостоявших друг другу на арене идейного столкновения и конфликта, но и превратившихся в тот духовно-теоретический стержень, вокруг которого стали впоследствии формироваться многие социологические концепции. Главный пункт противоборства состоял в понимании сущности и путей социального развития России.
Авторы западнических концепций признавали приоритет общечеловеческих социальных образцов и моделей на основе рационалистического западного идеала и доказывали необходимость их насильственного внедрения. Авторы славянофильских теорий, наоборот, отрицая такой путь, убеждали в необходимости естественного и органического развития отечественной культуры за счет доминирования национальных ценностей, образцов, идеалов и традиций. Наиболее яркие представители первого (западнического) направления – В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский, второго (славянофильского) – КС. Аксаков, И. В. Киреевский, А. С. Хомяков.
Нас эти направления интересуют не столько в плане их роли в духовной жизни России, сколько с точки зрения выявления содержавшихся в них идей, имевших социологическое значение. Говоря о таких взглядах западников, отметим среди них: рассмотрение в качестве основного субъекта социально-преобразовательных процессов народов и классов; акцент на революционном характере изменений в обществе (особенно со стороны революционного крыла западничества); подчеркивание роли социальных конфликтов в жизни общества; стремление выявить единство мировой истории и определить ее закономерности и др. Что касается славянофилов, то для социологической науки в России имели особое значение такие их идеи как: признание особой роли духовной детерминации социального поведения людей; подчеркивание самобытности культурных типов; характеристика общины как основной экономической, социальной и культурной формы жизни в обществе; рассмотрение социальной эволюции как наиболее органичного тина развития и перехода общества от одного состояния к другому.
Различия в позициях западников и славянофилов попытался преодолеть Константин Дмитриевич Кавелин (1818-1885), и в этом его главное значение на пути “собирания” социологии в России. Стремясь преодолеть недостатки и ограниченность каждого из двух основных направлений отечественной социальной мысли, он своими идеями по существу завершает предсоциологический этап и создает необходимые предпосылки для непосредственного перехода к конституированию социологической науки. Его главная мысль состоит в необходимости нахождения таких форм и путей развития России, которые позволили бы органически сочетать лучшие достижения человечества (они в работах ученого выступают как европейские) и национальный опыт. То и другое, взятое порознь, ведет к негативным результатам. В статье “Наш умственный строй” Кавелин писал: “Принимая из Европы без критической проверки выводы, сделанные ею для себя из своей жизни, наблюдений и опытов, мы воображаем, будто имеем перед собой чистую, беспримесную научную истину, всеобщую, объективную и неизменную, и тем парализуем собственную свою деятельность в самом корне, прежде чем она успела начаться” [1989. С. 316]. Чтобы этого не было, необходимо развивать самобытное начало собственной жизни, придающее ему “отличную от всех других физиономию”, стремиться к высокой нравственности народа. “Только когда у нас разовьется индивидуальное начало, когда народится и на Руси нравственная личность, может измениться и наша печальная ежедневная действительность” [Там же. С. 318].
(2 votes, average: 4,50 out of 5)